Лайфхак для парней: как добавить 💰 своей девушке?

Находка для тех, чьи девушки и супруги работают в сфере услуг: маникюр, брови, ресницы и так далее...
🤔 Вы же наверняка задумывались, как помочь своей половинке зарабатывать больше? Но что делать, если во всех этих маркетингах и процедурах не разбираешься от слова «совсем»? Мы нашли выход — это сервис VisitTime
Чат-бот для мастеров и специалистов, который упрощает ведение записей:
— Сам записывает клиентов и напоминает им о визите
— Персонализирует скидки, чаевые, кешбек и предоплаты
— Увеличивает доходимость и помогает больше зарабатывать
А еще там первый месяц бесплатно, поэтому лучшее, что вы можете сделать сейчас — установить или показать его своей принцессе Всё интуитивно понятно и просто, достаточно нажать на этот текст и запустить чат-бота

В.Т. Батычко
Конституционное право зарубежных стран
Конспект лекций. Таганрог: ТТИ ЮФУ, 2011.

Лекция 2: «Основные теории конституции»

2.1. Понятие и сущность конституции

Термин «конституция»[3] был известен еще в Древнем Риме: так называли акты императора, имевшие высшую юридическую силу; использовался он и в период феодализма в Европе, но уже для названия различных актов. Современное значение термин «конституция» приобрел в ходе буржуазных революций. В конституционных нормах буржуазия видела определенную гарантию стабильности государственного и общественного строя, гарантию своего участия в осуществлении государственной власти.

Важно отметить, что существует различие термина «конституция» в современных русском и английском языках, чтобы избежать недоразумений. В современном английском языке термин «конституция» имеет много значений: 1) основной закон государства; 2) учредительный акт или действие; 3) установленное право и обычаи; 4) учредительные документы коммерческой или некоммерческой организации; 5) основные принципы отдельно взятой социальной группы; 6) акт назначения на должность; 7) состояние, форма, структура и соединение частей целого, характеризующие объект; 8) телосложение и т.д.[4].

Современный русский язык заметно сужает содержание термина «конституция», придавая ему только два значения[5]:

1) основной закон государства, определяющий основы общественного и государственного строя, систему государственных органов, права и обязанности граждан; 2) строение, структура организма.

Итак, вполне очевидно, что термин «конституция» в русском языке имеет гораздо меньше смысловых значений, чем в английском, так как в работах западных ученых слова «конституция» и «конституционный» употребляются не только в смысле основного закона страны, но и в других значениях - как принципы поведения общественных организаций, семьи и т.д.[6].

Представления о конституции как о государственном документе, фиксирующем в той или иной мере вопросы организации власти, были известны еще в Древнем мире (Рим, Греция), в Средние века (Западная Европа).

Представления о конституции как о государственном документе, фиксирующем в той или иной мере вопросы организации власти, были известны еще в Древнем мире (Рим, Греция), в Средние века (Западная Европа). Первыми буржуазными конституциями в собственном смысле слова были американская 1787 г. и французская 1791 г. Украинские историки утверждают, что первой конституцией нужно считать конституцию Пилипа Орлика, написанная в апреле 1710 г. Она действительно претендует на пальму первенства, ибо появилась на 90 лет раньше польской и на 70 лет раньше американской Конституции. Конституция Пилипа Орлика 1710 г. была составлена на территории Украины, воссоединенной с Россией в 1654 г. Новый гетман П. Орлик в день своих выборов заключил особый договор между гетманом (П. Орликом) и старшиной, официально именовавшийся «Соглашение и основание прав вольностей, относящихся к Войску Запорожскому». Этот исторический документ интересен прежде всего тем, что помогает составить ясное представление об уровне политического и правового сознания украинской казацкой «элиты» начала XVIII в.

Существуют разные подходы к принятию Конституции, к самому документу[7]. Но, на наш взгляд, это прежде всего исторический документ, характеризующий устройство и порядок жизни казачества. Конституция описывала Гетманскую державу и одновременно механизмы усовершенствования ее сущности. Главной идеей была полная независимость от Польши и России и закрепление границ, при этом в статьях излагается природное право украинцев на самоопределение и ведение самостоятельной политики во всех ее отношениях. Власть гетмана должна была быть ограниченной, предлагалось создать своеобразный казацкий парламент, в который бы входили генеральный старшина, полковники, представители запорожских полков. Гетман обязался помогать запорожскому войску; государственные деньги должны были быть отделены от гетманских, потому как на содержание гетмана выделялись строго определенные деньги и земли[8]. Принимать данный документ в качестве Конституции по крайней мере не корректно, так как такого самостоятельного государства как Украина в то время не существовало. Однако нельзя игнорировать тот факт, что определенные конституционные положения в нем нашли свое отражение.

В эту же эпоху возникает концепция конституционализма, под которым понималось правление, ограниченное конституцией. Эта концепция, выведенная из идей естественного права, явилась буржуазно-демократической антитезой феодальной тирании. Теоретики того времени исходили из идеи, что конституция устанавливает не только пределы государственной власти, но и процедуры осуществления властных функций. Иными словами, устанавливалась юридическая граница между сферой приложения верховной государственной власти и правами гражданина-собственника. Одновременно регламентировалось то, что американская Конституция назвала «надлежащей правовой процедурой». Объективно идеи конституционализма (конституционного государства, конституционного правления, господства права) были исторически прогрессивными, как и само буржуазное государство и буржуазная демократия.

Нередко наука конституционного права и другие социальные науки ограничиваются чисто формальным определением конституции. Они уходят от главного, коренного вопроса - вопроса о сущности конституции. В трудах многих ученых прошлого и нашего времени на разные лады истолковываются две основные идеи. Во-первых, они утверждают, что конституция есть выражение общей воли народа, создающего свою государственность для достижения общей цели. Таким образом, конституция считается не актом государства, а актом народа, создающего государство. Так, один из наиболее демократических мыслителей XVIII столетия, американец английского происхождения Томас Пейн утверждал, что конституция предшествует государству, а государство является детищем конституции. «Конституция некоей страны есть акт не государства, а народа»[9]. Во-вторых, из первой идеалистической посылки делается не менее идеалистический вывод о том, что конституция есть продукт общего согласия всех классов и групп, составляющих общество.

Подобного рода методологический подход обусловливает чисто формальное, описательное определение конституции. В основу этих определений кладется какой-либо один или несколько формальных признаков, относящихся к предмету правового регулирования конституции, места ее в системе правовых норм, способа объектирования текста. Такие определения конституции зачастую абсолютизируют одно или несколько качеств, присущих конституции как основному закону государства, но ничего не говорят о сущности этого главного источника государственного права. Подобного рода подход объясняется нежеланием касаться столь неприятного для многих вопроса, как демократичность либо, напротив, недемократичность основного закона. Сама постановка этой проблемы предполагает необходимость установления того, чьи интересы выражает конституция, какой политический режим она устанавливает, насколько реальны предусмотренные в ее тексте права и свободы.

Технологические и информационные изменения также ведут к новым этапам развития конституционного права, включая возвращение на новом уровне к вопросам общественного договора, описанного Жан Жаком Руссо.

Совмещение современного понятия государства с древними и ренессансными городами-республиками только на первый взгляд лишено политического и конституционного содержания и значения для нашего XXI века. Казалось бы, масштабы многомиллионных современных государств исключают принципы представительства и волеизъявления, возможные в условиях многотысячных народных собраний Древних Афин, или Рима, или хотя бы Флоренции XV века. Появившаяся в конце XX века теория конституционных революций, предусматривающая принципы конституционного договора, заключаемого со всеми гражданами, с последующими принципиальными конституционными изменениями только на основе всеобщего консенсуса, отнюдь не выглядит исключительной. Автор этой теории профессор Вирджинского университета экономист Джеймс Бьюкенен удостоен в том числе и за нее Нобелевской премии в 1986 году.

Очевидными становятся моменты, которые подтверждают схожесть новых явлений современности с практикой голосования малых городов-коммун прошлого. Последние выборы в США решались пересчетом голосов в небольших избирательных округах Флориды, где разница шла на сотни и десятки голосов, практически как в Древних Афинах и Риме. Растущие технологические возможности Интернета в ближайшие десятилетия сделают практически осуществимым одновременное голосование всех граждан любой по масштабу страны по вопросу любой государственной важности с моментальным и точным подсчетом голосов. Так что непосредственное народное волеизъявление населения большого государства из научной фантастики XX века вскоре может превратиться в реальность XXI века[10]. Коммуникационные возможности Интернета могут вернуть в жизнь многие элементы первоначальных полисных демократий. Они также увеличат возможность граждан объединяться между собой и непосредственно общаться с властями.

От обычных правовых норм конституционные нормы отличаются тем, что они закрепляют в широком смысле слова методы и формы осуществления государственной власти. Предмет правового регулирования конституционных норм качественно отличается от предмета правового регулирования обычных законов своей высшей политической важностью и фундаментальностью, поскольку они касаются самых основных условий политического бытия всего общества. Этим прежде всего объясняется относительная стабильность конституций, которые не являются продуктом повседневной нормоустанавливающей деятельности. Дата принятия конституции в истории любого государства представляет собой важнейшую веху, отмечающую переломный момент его развития. Обычно конституция не является актом законодательного произвола, ее принятие, как правило, исторически обусловлено.

Анализ истории показывает, что конституции принимаются в те моменты, когда устанавливается принципиально новое соотношение классовых или политических сил. Обратимся к историческим примерам.

Французская Конституция 1946 г. была принята в условиях подъема демократического движения. Демократические силы вынудили правящую элиту пойти на определенные уступки, хотя и не смогли добиться последовательной реализации своих программных требований. Выступая в Учредительном собрании по мотивам голосования, Жак Дюкло говорил: «Текст, который будет поставлен на голосование, является результатом компромисса. И этот компромисс привел не только к тому, что в Конституцию включены те или иные формулировки, но также и к тому, что в Конституции обойдены некоторые щекотливые вопросы... По существу, ее нельзя назвать ни Конституцией Коммунистической партии, ни Конституцией Социалистической партии, ни Конституцией Народно-республиканского движения. Это наша общая Конституция, Конституция Республики»[11]. Конституция 1946 г. явилась, таким образом, выражением выгодного для демократических сил Франции соотношения политических сил. В совершенно иных условиях была принята Конституция 1958 года. Политическая неустойчивость IV Республики, правительственная чехарда, поражение в Индокитае, алжирский мятеж, шантаж угрозой гражданской войны - все это привело к резкому спаду демократического движения. В ходе конституционного референдума 28 сентября 1958 г. более 80% избирателей проголосовали за проект Конституции, который заменил парламентаризм режимом личной власти. «Массовый антипарламентаризм, - пишет проф. Н.Н. Молчанов, - страх перед гражданской войной и вера в де Голля захватили даже тех избирателей, которые обычно поддерживали компартию. Около полутора миллионов среди них также проголосовали за Конституцию»[12].

В науке конституционного права понятие «конституция» имеет два смысла. В формальном смысле - это юридическая конституция, т.е. основной закон государства, закрепляющий правовое положение личности, а также общественно-экономический строй, форму правления и форму государственного устройства. Юридическая конституция представляет собой документ, предписывающий то, что должно быть. Однако в ходе практического применения предписаний юридической конституции обстановка меняется: появляются новые учреждения, принимаются конституционные, органические и обычные законы, существенно изменяющие и дополняющие нормы юридической конституции. Иными словами, на практике складывается такой порядок осуществления государственной власти, который может существенно отличаться от порядка, предписанного юридической конституцией. Этот реальный порядок осуществления государственной власти называется фактической конституцией, или конституцией в материальном смысле слова. Фактическая конституция есть везде, а юридической конституции в государстве может и не быть, такая ситуация обычно возникает тогда, когда все, что необходимо, урегулировано, но конституционного текста нет.

Фактическая и юридическая конституции могут либо совпадать, либо расходиться. Так, в случае спада демократического движения правящая элита может, не меняя текста конституции, отказаться от многих демократических положений и явочным порядком ввести реакционные институты и методы властвования. С другой стороны, под давлением демократических сил эта элита может пойти на такие уступки, которые не находят адекватного отражения в тексте конституции. И в том и в другом случае наблюдается разрыв между конституцией и действительностью, что порождает фиктивность части (возможно, даже большей) положений конституции.

Фактическая конституция может отойти от конституции юридической как вправо, так и влево. Например, фактическая Конституция современной Италии менее демократична, чем юридическая Конституция 1947 г., фактическая Конституция современной Франции в известной мере демократичнее откровенно цезаристской Конституции 1958 г.

Вопрос о фиктивности и нефиктивности конституций нельзя смешивать с вопросом об их реакционности или демократичности: фиктивной может быть как демократическая (итальянская), так и реакционная (французская) Конституция. Касаясь этой проблемы, В.И. Ленин писал: «Конституция может быть черносотенной, помещичьей, реакционной и в то же время менее фиктивной, чем иная либеральная конституция»[13]. Оценки одной и той же конституции в конкретной стране могут существенно отличаться в зависимости не только от соотношения фактической и юридической конституции, но и от политических интересов различных социальных групп, от официального культа конституции, распространения представлений о конституции как о некоей юридической гарантии всеобщей справедливости, государственного правопорядка, прав и свобод граждан, как о непогрешимом абсолюте, выражении высшей морали, высшем критерии законности до обоснования различных вариантов гибкого использования ее норм.

Решение вопроса о соотношении конституции с действительностью имеет, помимо теоретического, огромное практическое значение. От этого, т.е. от правильного определения названных качеств конституции, зависит выбор тактики, отношение к ней демократических партий и сил. Если юридическая конституция более демократична, чем конституция фактическая, то речь должна идти о борьбе за реализацию демократических положений основного закона. Если юридическая конституция реакционнее фактической конституции, то она должна быть заменена более демократической писаной конституцией.

Приведение фиктивных положений конституции в соответствие с реалиями социально-политической жизни достигается путем принятия поправок к тексту конституции и ее толкованием органами конституционного контроля. Возможна и общая демократизация политической жизни вследствие прихода к власти демократических сил, по причине чего происходит демократизация политической жизни и наполнение фиктивных демократических положений конституции реальным содержанием.

Примечательно следующее высказывание американских профессоров права Д. Корри и Г. Эбрегэма: «Конституция - это рама или шасси, на которых установлен работающий двигатель правительства. В границах определенной терпимости тип и система двигателя могут быть модифицированы без изменения самой рамы. Конституция вообще должна приспосабливаться к известным изменениям работающих механизмов правительства»[14].

Подобное отношение к конституции, к официально чтимому основному закону получило достаточно широкое распространение. Получается, что, с одной стороны, конституция нужна, т.к. без нее не может обойтись ни одно демократическое государство. С другой стороны, конституция не должна связывать действий властей предержащих. Коллизия между конституционной законностью и государственной целесообразностью (правильно или ложно понимаемой), к сожалению, нередко решается в пользу последней.

Избежать подобной коллизии можно только при достаточном уровне уважения властей и общества к основному закону своей страны и умелом применении судами конституционных принципов и норм.

В связи с этим уместно вспомнить слова видного конституционалиста Владимира Набокова (отца известного писателя), произнесенные в конце 1912 г., но сохраняющие актуальность и сегодня: «Тщетно чтут законность, попирая ее на деле. В русской жизни это попрание - всем язвам язва. Она заражает весь государственный организм, ежеминутно давая о себе знать, развращая и властвующих, и подвластных... Наиболее общим результатом такого положения является то неуважение к закону, при готовности устами славословить его, которым проникнута вся администрация снизу и доверху. Именно самые последние годы характеризуются каким-то возведением этого неуважения в принцип, им как-то щеголяют, открыто подчеркивая, что законы и законность всегда и бесспорно должны отступать перед требованиями «государственной целесообразности»... Противовесом этому злу могла бы служить деятельность суда, восстанавливающего действие закона во всех случаях его нарушения, - суда независимого, нелицеприятного, свободного от политики, не считающегося ни с чем, кроме велений закона, и ставящего своей первой и главной задачей доставление торжества этому закону. Есть ли у нас такой суд?»[15].

Конституционалисты утверждают, что нужно исходить не только из буквы, но и из духа основного закона. Часто используя при обсуждении текстов законодательных актов слова «дух» и «буква», мы не задумываемся над тем, что по отношению к конституции слово «дух» можно и должно использовать без кавычек и с большой буквы.

Когда известный ученый, судья Конституционного Суда РФ Г.А. Гаджиев пишет о «таинстве содержания конституционных принципов»[16], его слова следует в первую очередь отнести к конституционному принципу разделения властей.

Применение доктрины разделения властей заметно варьируется от страны к стране, поэтому чтобы понять принцип разделения властей, нужно в том числе осознать его дух ввиду отсутствия буквы в виде общепринятого нормативного толкования. Неслучайно книга Шарля Монтескье, которую многие не вполне точно считают первоисточником доктрины, называется «О духе законов».

В связи с этим весьма важно формирование Конституции РФ как юридического документа, чтобы она перестала восприниматься постсоветской общественностью как чисто политическая декларация или манифест (а именно так и воспринимались тексты всех советских конституций). Этот психологический барьер между обществом и Конституцией можно преодолеть только упорными и каждодневными усилиями в первую очередь юристов-конституционалистов, Конституционного Суда РФ и всех судов России.

Со стороны общества и органов государственной власти тоже нужны недюжинные усилия по преодолению трех основных негативных тенденций: конституционного нигилизма - в России это наследие советских времен; конституционного инфантилизма, характерного для экономистов и политиков, понимающих значение Конституции, но не видящих необходимости согласовывать с ней свои экономические теории или конкретные экономические решения; конституционного цинизма, который нередко занимает серьезные политические позиции, используя изменения Конституции для решения сиюминутных политических задач. Последняя тенденция особенно опасна и для развития конституционализма во всех переходных странах, и для стабильности действующих конституций.

Конституционный принцип разделения властей - один из важнейших, если не самый главный для стран без устойчивой конституционной традиции, к которым можно отнести постсоциалистические страны. Необходимость в сильной президентской власти, с одной стороны, может отражать политические реалии, но, с другой стороны, вследствие угрозы доминирования конституционного цинизма будет постоянно подталкивать к соблазнам режима личной власти. Как ни странно, но другого противодействия этой всегда опасной тенденции, кроме культивирования конституционного принципа разделения властей и почтения к действующей Конституции, не существует. А между тем большинство людей, в том числе многие юристы, имеют довольно смутное представление о сути данного принципа.

Дух Конституции в смысле почтения и уважения к ней определяет не только действенность буквы Основного Закона, но и содержание, и эффективность конституционализма в целом.

Воспитание уважения к Конституции должно быть важной составляющей частью правовой реформы, которая с разной степенью интенсивности планово или стихийно идет в постсоциалистических странах. Председатель Конституционного Суда РФ Валерий Зорькин очень своевременно отметил:

«Правовую реформу не зря называют «детонатором» всего реформаторского процесса, включая реформирование экономики... Недооценка правовых ценностей, в первую очередь конституционных, может завести в тупик и существенно замедлить самые прогрессивные реформаторские процессы. Следует признать, что Россия имеет отсталую правовую систему, и предпринять решительные шаги по проведению правовой реформы»[17].

В книге известного исследователя Владимира Лафитского «Поэзия права: страницы правотворчества от древности до наших дней» (М., 2003) содержится попытка доказать, что поэзия права может периодически побеждать и подчинять себе прозу государства. Он в то же время опасается, что технократизм и растущая фрагментарность законодательных актов, так же как казенность и сухость их стиля, могут привести к утрате многовековых конституционных ценностей:

«В последние годы наблюдается тенденция к отказу от закрепления конституционных принципов... В отличие от прежних, новые конституции в основном обращаются не к обществу и личности, а к органам власти и их представителям»[18]. В связи с этим интересна опубликованная переписка В.И. Лафитского с депутатами Европарламента, содержащая его критику излишней технократичности текста проекта Конституции Европейского сообщества[19].