Поиск

Реклама

Администратор сайта



В.Т. Батычко
Гражданское право (Часть IV)

Конспект лекций. Таганрог: ТТИ ЮФУ, 2011.

Предыдущая

Тема 1. Исторические аспекты развития правоотношений по вопросам интеллектуальной собственности

1.2. Развитие интеллектуальных правоотношений в России

Первым российским законом, начавшим регулирование патентных отношений в России, стал Манифест 1812 г. «О привилегиях на разные изобретения и открытия в художествах и ремеслах». Указанный нормативный акт закрепил за изобретателями исключительное право использовать, а также разрешать или запрещать использование своего изобретения.

Как следует из текста Закона, изобретение признавалось неотъемлемой и исключительной собственностью того лица, которым оно было сделано, и последнее наделялось исключительным правом пользования сделанным открытием, изобретением или усовершенствованием со следующими полномочиями: «вводить, употреблять, продавать, дарить, завещать и иным образом уступать другому на законном основании как предмет, на который выдана привилегия, так и саму привилегию или дозволить другому употребление оной на все предоставленное изобретателю время или на меньший срок»[3].

Охрана изобретений в России первоначально была тесно связана с распространением монопольных привилегий на ремесла, мануфактуру и торговлю. Предоставление их характерно для первой половины XVIII в., а, начиная со второй половины, наблюдается стремление разграничить материальное и интеллектуальное содержание привилегии, найти способ защиты интересов изобретателей.

Развитие экономики страны, расширение внешнеэкономических связей, зарождение капиталистических отношений заставили пересмотреть принципы выдачи привилегий, создать определенную систему. Причиной послужило получение в 1811 г. иностранцами Гереном и Елгундом привилегии на винокуренный прибор, изобретенный Адамом и Бераром[4]. Вскоре стало очевидно, что произошла ошибка, поскольку обнаружился некто Сидоров, использовавший аналогичное устройство. Необходимо было решить, кто у кого похитил идею, имеет ли данное изобретение новизну и как быть с правами третьих лиц.

Имеющееся законодательство не давало ответов на данные вопросы. Александр I поручил М.М. Сперанскому подготовить докладную записку по этому вопросу, текст которой и лег в основу первого российского патентного закона. «Всякое изобретение есть собственность изобретателя, - писал Сперанский. - К удостоверению сей собственности есть только два способа: 1) тайна и 2) покровительство правительства. Часто первый способ бывает недостаточным, а потому прибегают ко второму. Отсюда возникли привилегии... Главные пользы привилегий состоят в следующем: во-первых, они служат весьма важным поощрением; во-вторых, они освобождают изобретателя от хранения тайны, всегда трудного, и, в-третьих, они удостоверяют общество, по истечении известного срока, к пользованию изобретением»[5].

Манифест, принятый в России 17 июля 1812 г.[6], в истории развития русского законодательства по охране изобретений является второй попыткой регламентации прав изобретателей и порядка выдачи привилегий на изобретения и первым в стране законом, охраняющим авторские права. Проект был составлен М.М. Сперанским и после рассмотрения в Государственном Совете практически без изменений утвержден императором.

Манифест состоял из шести разделов. В разделе I говорилось о сущности привилегий на изобретения и открытия; в разделе II рассматривался порядок выдачи привилегии; в разделе III определялась форма привилегий; в разделе IV устанавливались сроки действия привилегий; в разделе V указывались основания для прекращения привилегии; в разделе VI устанавливался порядок судебного разбирательства.

Привилегией на изобретение являлось свидетельство, удостоверяющее, что оно было предъявлено правительству как собственность, принадлежащая указанному лицу, «но правительство не ручается ни в точной принадлежности изобретения или открытия лицу предъявившему, ни в успехах оного». Оно предоставляет любому лицу оспаривать в суде происхождение изобретения. Если этого не происходило, владелец имел:

1) исключительное право самому использовать изобретение в течение определенного срока;

2) «вводить, употреблять и продавать другим как сие изобретение и открытие, так и передавать самую привилегию»;

3) осуществлять судебное преследование посягнувшего на права с целью возмещения нанесенных убытков.

Закон определял нарушителя прав как лицо, осуществляющее подделку изобретения. Подделкой признавалось «точное и во всех существенных частях сходное производство изобретения или открытия, хотя бы и сделаны были в нем некоторые маловажные и к существу его не принадлежащие перемены». Желающий получить привилегию был обязан: 1) представить правительству точное описание своего изобретения или открытия со всеми подробностями, приемами и способами использования, чертежами и рисунками, «не утаивая ничего, что к точному производству относиться может»; 2) уплатить установленную пошлину. Отсутствие подробного описания изобретения или открытия лишало возможности получения привилегии. Привилегии, касающиеся предметов, которые «не только государству, но и частным людям никакой пользы не приносят или еще и во вред отразиться могут», не выдавались.

Закон предоставлял возможность выдачи привилегий на изобретения и открытия, сделанные за рубежом, при условии, что их нигде не описывали и не использовали в России. При этих условиях они имели «ту же силу и действие, как и привилегии, выданные на сделанные в России изобретения».

Манифестом определялся порядок выдачи привилегии. Желающий получить ее подавал прошение в Министерство внутренних дел, приложив к нему описание изобретения, подробно объясняя пользу, ожидаемую от него. После рассмотрения заявки в министерском совете и признания полезности изобретения Министерство внутренних дел направляло материалы на рассмотрение в Государственный Совет, который являлся высшим законосовещательным органом Российской империи. Министерство обязано было предварительно проверить, не выдавалась ли привилегия на нечто подобное. В случае поступления заявлений о выдаче нескольких привилегий на одно и то же изобретение приоритет принадлежал первому, подавшему прошение.

Таким образом, выдача привилегии производилась после оценки полезности изобретения и его новизны. В Законе, кроме того, прослеживаются контуры установления приоритета по системе первого заявителя.

Привилегии писались на пергаменте за счет вносимых пошлин и имели установленную форму:

- имя владельца;

- дату подачи;

- описание изобретения;

- срок действия;

- уплату пошлины;

- подпись министра внутренних дел;

- печать министра внутренних дел.

По желанию заявителя привилегии выдавались на три, пять и десять лет, но не более. В соответствии с этими сроками были определены и размеры пошлин - 300, 500 и 1500 руб.[7].

Вначале публикация об изобретении должна была производиться изобретателем, вопреки предложению Сперанского. Но весьма скоро обнаружились неудобства системы добровольной публикации.

После выхода Закона первая привилегия была выдана 29 мая 1814 г. «инженеру-механику Пуа-де-Барду на машину для взвода судов против течения воды на 10 лет». Она опубликована под № 1 в Указателе привилегий[8].

Хочется указать на еще одну любопытную деталь, иллюстрирующую состояние относительного затишья в области патентного права с 1812 по 1830 гг. Речь идет о вопросе, с какой каемкой выдавать грамоты на привилегии. Один из представленных рисунков императору не понравился, второй так и не был рассмотрен в силу «занятия Его Императорского Величества важнейшими делами». Поскольку изобретателям надо было «что-то» выдавать, Государственный Совет решает вручать временные грамоты, без рисунка, для обмена на постоянные после высочайшего утверждения. Однако министр внутренних дел обратил внимание Государственного Совета на невозможность такого ведения делопроизводства, так как «возвращать из Америки патент, для перемены на другой, было бы неудобно»[9]. Совет с этим замечанием согласился и предписал выдавать грамоты с простой черной линией по краям.

Закон дал обоснование для прекращения действия привилегии по:

1) истечении срока действия.

Истечение срока действия было связано с двумя важными моментами: с затруднением бессрочно обеспечить за изобретателем исключительное пользование изобретением и государственными интересами, не допускающими, чтобы общеполезное открытие навсегда оставалось частной монополией. В связи с этим Закон ограничил право изобретателя на исключительную эксплуатацию своей привилегии определенным сроком, с истечением которого она становилась общим достоянием;

2) решению суда, доказывающего отсутствие новизны изобретения на дату подачи просьбы о выдаче привилегии по причине раскрытия изобретения в публикациях, сделанных как в России, так и за рубежом, или открытого использования его в России.

Отсутствие новизны изобретения есть не что иное, как защита прав третьих лиц. В случае если изобретение уже использовалось где-то до выдачи привилегии (случай с Гереном и Елгундом, когда ошибочно принятое положительное решение привело к массе сложностей и ограничений), то получение разрешения на ее использование нарушит права предыдущих пользователей. При невозможности осуществить изобретение согласно его описанию считалось, что оно не существует как таковое;

3) доказательству невозможности по описанию изобретения получить ожидаемую от него пользу.

В Манифесте раскрывался порядок судебного разбирательства по делам, связанным с выдачей привилегий, осуществляемый в Совете Министерством внутренних дел с приглашением необходимых специалистов по выбору спорящих сторон с равным для каждой стороны числом. Решение принималось большинством голосов. Жалобы на принятое решение окончательно рассматривались Сенатом.

Подводя итоги, следует отметить, что Манифест 1812 г. был основан на явочной системе, без предварительного рассмотрения, и вся процедура была чисто формальной. В этой ситуации такой подход к делу упрощал процедуру рассмотрения прошения. По мнению М.М. Сперанского, «Правительство не может никогда ручаться ни в первенстве изобретения, ни в пользе его, ни в успехах. Чтобы ручаться в первенстве изобретения, посему должно знать все открытия и изобретения, не только доселе бывшие, но и постепенно во всей Европе открываемые, знание - почти невозможное. О пользе и успехах изобретения Правительство также ручаться не может, потому что сие зависит от обстоятельств, ему не подвластных. Следовательно, привилегии выдаются без всякого предварительного рассмотрения»[10].

Манифест 1812 г. имел ряд недостатков:

- отсутствие различий между открытием, изобретением, усовершенствованием;

- начало срока действия привилегии с даты выдачи, а не с момента подачи заявки;

- отсутствие определения мер ответственности за нарушение привилегии;

- сложный порядок выдачи и др.[11].

В конце 20-х годов XIX в. стали серьезно осознаваться неудовлетворительность и недостаточная полнота большинства положений Манифеста 1812 г. По мнению Государственного Совета, Закон 1812 г. допускал «слишком много облегчений к получению права исключительных привилегий»[12] и более не соответствовал состоянию русской промышленности, которая уже не нуждалась в прежних способах поощрения. Положение стало меняться только с принятием Закона о привилегиях 1833 г.

Анализ положений Манифеста Александра I позволяет сделать следующий вывод:

- законодательством России была воспринята заявительская система выдачи привилегий;

- Манифест устанавливал явочную систему выдачи привилегий;

- обладатель привилегии обладал исключительным правом;

- вводились ограничения на выдачу привилегий в отношении изобретений, противоречащих общественным принципам гуманности и морали;

- вводился определенный порядок выдачи привилегий и обжалования действительности привилегий в судебных инстанциях.

Первый законодательный акт России в области охраны изобретений содержал в себе ряд положений, которые в дальнейшем были восприняты современным патентным законодательством.

После длительного перерыва термин «исключительное право» появился в нормах российского права лишь в 1964 году. Так, ст. 521 ГК РСФСР, закрепившая порядок использования изобретений, на которые были выданы авторские свидетельства, предусматривала исключительное право государства на это изобретение на срок пятнадцать лет со дня подачи заявки.

В дальнейшем этот правовой термин все чаще стал употребляться в нормах гражданского права. Так, ст. 4 Закона РСФСР от 24 декабря 1990 г. № 443-1 «О собственности в РСФСР» закрепила за гражданами России исключительное право на распоряжение своими способностями к труду. Статья 138 ГК РФ 1994 г. признала за гражданами и юридическими лицами исключительное право на результаты интеллектуальной деятельности и приравненные к ним средства индивидуализации юридического лица, индивидуализации продукции, выполняемых работ или услуг (фирменное наименование, товарный знак, знак обслуживания и т.п.).

Термин «интеллектуальная собственность» появился в российском праве в Законе СССР от 6 марта 1990 г. № 1305-1 «О собственности в СССР». Укрепление этого понятия на российской законодательной почве произошло лишь с принятием Конституции РФ 1993 г.

Сегодня законодатель использует словосочетание «интеллектуальная собственность» в нескольких значениях:

- для обозначения отрасли законодательства – «законодательство об интеллектуальной собственности»;

- как обобщающее понятие для всех результатов интеллектуальной деятельности;

- как субъективное гражданское право на результаты интеллектуальной деятельности;

- в международном праве термин часто используется в названии организаций - Всемирная организация интеллектуальной собственности.



[3] Там же. С. 692.

[4] Там же. С. 696.

[5] Блинников В.И., Дубровская В.В., Сергиевский В.В. Патент: от идеи до прибыли. М., 2002. С. 21.

[6] См.: ПСЗ. Т. XXXII. № 25143.

[7] См.: ПСЗ. Т. XXXII. С. 355.

[8] См.: Указатель хронологический, предметный и алфавитный выданных в России привилегий (за исключением выданных по Министерству государственных имуществ) с 1814 по 1883 год. СПб., 1884.

[9] Пиленко А.А. Право изобретателя. М., 2001. С. 151.

[10] ПСЗ. № 6588. С. 691 - 695; Пиленко А.А. Право изобретателя. М., 2001. С. 150.

[11] См.: Колесников А.П. История изобретательства и патентного дела. М., 1998.

[12] Пиленко А.А. Право изобретателя. М., 2001. С. 153.

Предыдущая